Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Страница 24

– Давай теперь я первый!

– Пожалуйста! – Бейбарсов насмешливо притормозил, пропуская Ваньку, и даже, кажется, слегка дернул плечом, мол, «скатертью дорожка».

Не проверив, насколько это безопасно, Ванька нырнул в единственную дверь, уходившую не влево, а вправо. Только шагнув внутрь, он осознал, что это была вторая дверь на лестницу, ведущую в подвал.

Правда, осознал он это не раньше, чем ступня его, не найдя опоры, повисла в воздухе и, неуклюже мазнув по первой усеченной ступеньке, опустилась сразу на вторую. Собственное неосторожное движение и почти полная тьма, вдруг нахлынувшая со всех сторон, на мгновение оглушили Ваньку. Глаза еще привыкали, когда послышался звук, будто кто-то дал провиснуть, а затем рывком натянул кожаный ремень.

Что-то хлестнуло Ваньку по лбу над правой бровью. Боль была короткой, рассекающей. Ванька не успел ни произнести заклинание, ни подготовить перстень. Тело действовало само, автоматически. Он чудом уклонился от удара, направленного ему в голову, и атаковал упыря кулаком в печень. Несмотря на свои внушительные габариты, упырь оказался неожиданно рыхлым. Ваньке почудилось, будто он ударил большую медузу. Одежда легко промялась внутрь, окружив кулак, провалившийся едва ли не до запястья. Из носа у упыря фонтанчиком брызнула багровая слизь.

Ванька с ужаснувшей его ясностью осознал, что внутри упырь полый. Нечто вроде большой выгнившей груши, заполненной чужой кровью. Кожа, скелет и череп – вот и вся природа этого простейшего существа, если говорить, конечно, о природе материальной и физической. С омерзением Ванька выдернул кулак, ощутив, как тело упыря захлюпало, принимая прежнюю форму.

Упырь вновь атаковал Ваньку. На этот раз широким сметающим движением руки, известным в боксе как запрещенный удар открытой перчаткой. Драться на ступеньках было непривычно и неудобно. Правда, неудобно не только Ваньке, но и самому упырю, который возился на узкой лестнице, как втиснутый в тесную клетку морж.

Ванька пропустил руку над головой и, вскидывая перстень, попытался зайти упырю за спину, насколько позволяла площадка. Выпустить искру он не успел. Внезапно упырь, начавший уже разворачиваться к нему, как-то странно сложился и подогнул ноги. Брючины, связанные внизу тяжестью ботинок, закрутились винтом, и все тряпье упало на ступени.

– А я-то все думаю, где у них часовой! – произнес кто-то.

Ванька обернулся на голос. В руке Бейбарсова он увидел узкую бамбуковую трость с насаженной на нее желтой, остро сколотой пористой костью. Ванька, помнивший трость Глеба, определил, что это уже другая. Должно быть, ею он, как шпагой, и нанес упырю внезапный укол.

– Тшш!

Глеб прислушался. Все было тихо. Схватка длилась самое большее несколько секунд. Внизу не успели услышать возни. Убедившись в этом, Бейбарсов хладнокровно поднял голову упыря, почти мгновенно успевшую превратиться в череп, и нежно провел пальцем по опустевшим глазницам.

– Лет двести – двести пятьдесят было дядечке, а все трудился и трудился! Аксакал, однако! – сказал он цинично.

Не выпуская череп, Бейбарсов наклонился и толкнул ногой что-то скатившееся вниз. Ванька разглядел короткое полукруглое лезвие односторонней заточки. Нечто среднее между ножом и кастетом.

– Не хочешь взять на память? – предложил Глеб.

– С какой радости?

– Ну как? Я бы взял. Им он тебя и подрезал! – пояснил Бейбарсов.

– Подрезал кого? Меня? – удивился Ванька.

Сгоряча ему показалось, что упырь так и не достал его ни разу. О чем-то вспомнив, он провел тыльной стороной руки по лбу. Затихшая было узкая боль вновь обожгла его. На запястье остался липкий след.

– Он пытался ослепить тебя первым же ударом, но взял чуть выше, – пояснил Бейбарсов и тотчас, не удержавшись, добавил: – А жаль, повязка на глазу смотрелась бы романтично. Моей Лизон нравились такие типажи. Глядишь, и нам не пришлось бы убивать друг друга.

– Вот и сидел бы со своей Лизон! – резко сказал Ванька.

– Не могу. Лиза при всех своих несомненных плюсах очень агрессивная дама. Причем атакует она очень коварно – сверхзаботой. По мне уж лучше бы кирпичом.

– Сверхзабота – это как?

– Сверхзабота – это такая установка профессиональной страдалицы, когда все по умолчанию потомственные свиньи, а ты одна дюймовочка с голубыми глазами. Даже не знаю, какой тебе пример привести… Ну, скажем, попросят ее знакомые два часа с больным ребенком дома посидеть. Она за это время неотложку вызовет, ребенка в клинический госпиталь уложит и насчет операции на носовой перегородке договорится, хотя у него обычный насморк. Опять она вроде бы всех облагодетельствовала – и вновь ей никто спасибо не говорит.

– Но она же хотела как лучше! – горячо сказал Ванька.

– В том-то и беда, – кивнул Глеб.

Рассуждая о Лизон, Бейбарсов не забывал быстро спускаться, держа наготове бамбуковую трость и настороженно вглядываясь в каждую нишу, достаточную для того, чтобы в ней спрятаться.

Зыбкая сырость забиралась Ваньке в рукава. Тангро, не любивший сырости, шевелился под свитером.

– Холодно здесь, – сказал Ванька.

– Разумеется. Когда ты уже умер – приходится думать о сохранности кожи, – пояснил Глеб мрачно.

Лестница в подвал была деревянной и неожиданно длинной. Рассохшееся дерево стреляло и скрипело от каждого шага Бейбарсова. Под Ванькой ступеньки, напротив, почти не издавали никакого звука.

– Как ты ухитряешься не скрипеть? Весишь ты примерно столько же, но шума от тебя раза в три меньше, – шепнул Глеб удивленно.

Ванька не стал говорить, что жизнь в чаще приучает к тишине и осторожности. Шумные в лесу долго не живут.