– Шрамы меня не волнуют, – сказал Ванька с облегчением.
Свеколт великодушно кивнула.
– А что с Глебом? – спросил Ванька, вспоминая о своем противнике.
Жанна Аббатикова, среагировавшая на имя «Глеб», как голодная кошка на фразу «Иди лопай!», исторгла печальный вздох.
– Так что случилось-то? – нетерпеливо спросил Ванька, смутно начиная подозревать самое худшее.
Жанна посмотрела на Свеколт, точно уступая ей слово, но не выдержала и выдала целый набор гласных, перемежающихся восклицательными знаками. Ленка терпеливо подождала, пока копилка эмоций опустеет, и сказала кратко и сухо:
– Неприятности у него.
– Какие?
– Глебу не повезло.
Ванька напрягся.
– В смысле не повезло? Он жив?
Свеколт и Аббатикова снова переглянулись. Ванька приготовился услышать ответ, что Бейбарсов тоже ушел туда, где ему будет лучше.
– Жив. Но ему досталось больше, чем тебе. К тому же он сам себя ранил костью. Это в сто раз опаснее любого укуса, – сказала Ленка.
Ванька наконец оглядел комнату, в которой лежал. По отвисшим обоям он определил, что это все тот же двухэтажный барак. Свеколт и Аббатикова вытащили его из подвала, однако переносить далеко не стали. Бейбарсова в комнате Ванька не увидел и удивленно спросил:
– Он здесь?
– Нет, – сказала Ленка.
– А куда он делся?
– Когда мы почуяли беду (это все Жанна, кстати!) и появились в подвале, вы оба лежали рядом, как дохленькие. Упыри как раз собирались оттяпать Глебу голову, а потом без помех заняться тобой. Мы наскоро разобрались с упырями, бросились к Глебу, привели его в чувство, но он оттолкнул нас и сразу скрылся. Не пожелал даже с нами разговаривать. Я только успела понять, что раны его крайне серьезны.
– Но почему он не стал с вами разговаривать? Разве вы не вместе? – искренне удивился Ванька, воспринимавший всех трех некромагов как единое целое.
Свеколт посмотрела на Аббатикову.
– Мне тоже так когда-то казалось. Некоторым это мерещится до сих пор, – с горечью сказала она.
Дурак боится стороннего зла, а умный сам себя. И сто хмырей такую свинью тебе не подложат, какую сам в себе бесплатно вырастишь.
Медузия Горгонова. Лекции для первого курса
Таня, Лоткова и Ягун поднимались по лестнице в Большую Башню. Ратная магия только что завершилась.
– Никто не подскажет, что творится в Тибидохсе, если даже меня – заметьте, меня! – обучают ратной магии? Бабуся мне в детстве даже вилки не давала! Только ложку, и то пластмассовую! – сообщил Ягун, бодро перескакивая через две ступени.
Лоткова быстро взглянула на Ягуна. Заметно было, что этого факта биографии играющего комментатора она еще не знала.
– У нас тут что-то происходит! Медузия, и та напугана, – сказала Таня.
Ягун, которого эта новость застигла во время очередного прыжка, сорвался со ступеньки.
– Кто напуган? Меди? Да я скорее поверю, что Великая Зуби избавилась от своей лошадиной челки!
– Нет, правда. В Тибидохсе неприятности. Я сама слышала, – сказала Таня, деликатно не проводя границы между «слышала» и «подслушала».
Играющий комментатор легкомысленно цокнул языком.
– В Тибидохсе вечно неприятности! Это хроническое, мамочка моя бабуся! Сколько я себя помню, тут все всегда висело на волоске. Каждый год ожидали то трещины в Жутких Воротах, то нашествия нежити, то потопа. В результате прав оказывался всегда тот, кто спокойно жил, творил добрые дела, не гнал волну и не толок воду в ступе!
По неясной причине слова Ягуна привели Лоткову в раздражение.
– Твоя проблема в том, что у тебя вообще нет проблем, – негромко отрезала она, не глядя на играющего комментатора.
Ягун поморщился. Таня ощутила, что между Ягуном и Лотковой идет скрытая борьба. Странно, очень странно! Ягун и Лоткова всегда представлялись Тане устойчивой парой.
На первый взгляд казалось, что главный в этом дуэте Ягун, потому что именно его хохот и его острящий голос слышны были непрерывно. «Объявляю сегодняшний день свободным от приобретательства!» – мог заявить он и уже через пять минут, забывшись, завопить: «Кстати, Кать, а новую трубу для пылесоса нам уже доставили?»
Лоткова отмалчивалась, улыбалась и внешне позволяла Ягуну играть первую скрипку. Но как ни полыхает огонь и ни сыплет искрами, все же три четверти планеты покрыты водой и никуда от этого не денешься. Несколько раз случалось, что Таня просила Ягуна сделать что-нибудь, и тот мгновенно загорался, но Лоткова в последний момент все переигрывала.
– Понимаешь, – оправдывался Ягун. – Должен же я уступить ей хоть в чем-то? Даже бабуся говорит, что я ее тираню. Вот и сейчас я не могу ловить гарпий для Тарараха, потому что на Лысой Горе иванокупальская распродажа обуви, а одна лететь она боится. Свалится еще в океан.
– Как может Катька – профессиональная драконболистка!!! – бояться долететь до Лысой Горы, когда туда летают даже старые ведьмы на садовых граблях??? – с досадой спрашивала Таня, не имевшая большого желания ловить гарпий в одиночку.
Ягун пожимал плечами, но все равно летел на Лысую Гору и возвращался обратно с кучей коробок. Коробки, как цыплята за курицей, тащились по воздуху за его пылесосом. Большая часть покупок была, конечно, для Лотковой, но немалая и для самого Ягуна. Страдающий от деспотизма комментатор редко мог удержаться, чтобы не заскочить в свой любимый драконбольный магвазин и не купить что-нибудь из снаряжения.
– Бедный, бедный я мшелоимец! – каялся он.
– А что такое «мшелоимец»? – спрашивала Таня.