Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Страница 41

К оглавлению

41

Тарарах подбросил в камин березовое полено.

– Эй, ты чего, Ягге? Никогда не слышал, чтобы ты ругала Ягуна! – пробасил он.

– Кого люблю – того и бью! Нет, чтоб в меня уродиться, а то весь в своего папашу-алиментщика! Тот тоже вечно искал себя в трех соснах и тут же терял. Дури море, а ответственности как у консервированного упыря! Запудрил девчонке мозги, а теперь в кусты. Он, мол, весь такой противоречивый, что, кроме пылесосов, его никто не понимает. Он знай себе посвистывает, а она тайком рыдает у меня в магпункте! Если лопаешь шоколад – убирай за собой бумажки!

Стены берлоги Тарараха мелко задрожали. Академик успокаивающе коснулся ее руки. Ему, как никому другому, было известно, что Ягге тоже умеет бушевать. Не факт, что помесью электровеника с электрочайником Ягун стал именно в своего папашу-многоженца. Не исключены и другие, уходящие в языческие дали, линии наследования.

– Послушай, Ягге!.. – начал он.

Ягге замотала головой.

– Не желаю я ничего слушать! Я вижу, что Ягун повторяет путь своего отца и беспомощность своей матери, наложенные на мои собственные ошибки. Не наложенные даже – умноженные! При наследовании недостатков работает не сложение, а умножение!

– Разве ты совершала какие-то ошибки, Ягге? – ласково спросил академик.

– Я только их и совершала! Я слишком любила мать Ягуна. Я сделала ее капризной и неприспособленной, слишком защищенной, что ли… Человек, долго живущий с родителями, с бабкой, неважно с кем, – самоубийца. Яблоко, созревшее на ветке, должно упасть с дерева, чтобы подарить жизнь другим яблоням. Если же яблоня пожалеет свое яблочко и не позволит ему упасть, яблоко мумифицируется прямо на ветке. А когда на ветке остается одна слизь, яблонька может тихо радоваться результату своего безудержного эгоизма.

– Слушай, Ягуну не так много лет!

– Ну и что? Возраст – лучшая отмазка для нуля, которого достают вопросами, почему он такой круглый, – с сердцем сказала Ягге.

Было заметно, что у нее успело скопиться большое раздражение против внука, которое при неосторожном вопросе Тарараха прорвалось наружу.

– Ну-ну, Ягге! Разве я против, чтобы проветрить Ягуна? Завтра же мы отправим его искать драконов! Все же остальное пусть сделает Таня.

– Но почему?

– Хотя бы потому, что из четырех ответов, которые она получит, нам с Меди, говоря откровенно, нужны лишь два. Последние же два нужны самой Тане…

В голосе академика, обычно довольно мягком и уступчивом, прозвучала решимость человека, который только что со щелчком захлопнул шахматную доску и теперь чуть встряхнул фигуры, проверяя, улеглись ли они.

Ягге почти сдалась, но все же сомнения остались.

– Но можно же было дать девочке отдохнуть хотя бы сутки! Это чудище вылакало ее до дна, я же самое большее сумела залатать дыру.

– Силы ей даст сама дорога. Но если и не даст, это не так важно. Успевает не сильный. Сильный выдыхается и падает, и тогда собственная сила в клочья разносит его и его надежды. Успевает упрямый и искренне ищущий. Я надеюсь на Таньку.

Глава 7
МАГАДЫЕ МАГАБРАЧНЫЕ

Человек сам по себе не производит зло или добро. Они существуют до него. Но он способен приумножить зло или добро, точно земля, которая способна прорастить и многократно приумножить любое посаженное в нее семя.

«Диалоги златокрылых»

Готовиться к полету Таня начала с вечера. Собрала рюкзак. На случай непредвиденной ночевки подвязала снаружи туристический коврик. Покрутила в руках тугой кокон спальника, соображая, стоит ли его проветрить или сойдет и так. Поторговалась с ленью, великодушно позволила ей убедить себя и решила, что сойдет. Приготовила термос, чтобы утром залить в него горячий кофе. На случай внезапного голода закинула в рюкзак одноразовую скатерть-самобранку в целлофановой упаковке. По целлофану золотистыми гнутыми жуками ползали буквы, меняясь местами и всякий раз складываясь в новое меню.

Эта скатерть валялась у Тани уже года полтора. Пипа, вечно страдавшая от сознания, что денег у нее все равно больше, чем она способна истратить, купила ее где-то на распродаже и великодушно подарила Тане, руководствуясь увечным принципом, что лучше подарить ненужную вещь другу, чем облагодетельствовать помойку.

Дверь распахнулась и ударилась о стену, едва не рассыпав оказавшийся между ней и стеной скелет Дырь Тонианно. На пороге вырос запыхавшийся Ягун. Он быстро огляделся и, бросившись на живот, резво как таракан заполз под бывшую кровать Гробыни. Едва Ягун скрылся, как в комнату влетела одна из парадных секир Пельменника. Застыла. Сослепу качнулась к Тане, но поняв, что обозналась, принялась с разгону бодать кровать.

Таня была не так богата, чтобы позволять крушить мебель. Она выпустила искру. Звякнув, секира тяжело завалилась набок.

– Уф! А я уж было испугался! Вообрази, она меня чуть не прикончила! Гнала из самой Башни Привидений! Я захлопываю двери, а она их в щепки прорубает! И откуда столько злобы, а? – раздался голос из-под кровати.

– Может, ее кто-то заговорил? – предположила Таня.

Под кроватью засопели. Секира, из которой магия выходила постепенно, еще подпрыгивала, и вылезать играющий комментатор пока не отваживался.

– Само собой. Я же и заговорил, – признался Ягун.

– Зачем?

– Да так. Доказывал Лотковой, что она не права и я ее люблю.

– И что, доказал?

Ягун хихикнул.

– Не знаю. Не было времени спросить – пришлось удирать. Может, Лотковой уже и в живых нету. Посмотри, крови нет? Волос там прилипших? Посмотрела?

Таня испуганно метнулась к секире.

41