Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Страница 65

Из банального вручения подарков Ягун устроил настоящее шоу. Играющий комментатор так шумел и бузил, что официантки рисковали выглядывать из кухни только в сопровождении повара. Сам Ягун подарил молодоженам ненужный ему манок для гарпий.

Дуся Пупсикова после пятого бокала шампанского принялась гадать на салате-оливье. Она разбрасывала по столу горошины и, пачкая пальцы в майонезе, пыталась представить, что будет через пятнадцать лет. Однако представления у нее расплывались и не шли дальше того, что Тузиков облысеет и потолстеет, а Семь-Пень-Дыр станет хозяином ломбарда. Склепова же, разумеется, сменит Грызиану и сделается самой крутой телеведущей.

Как ни странно, Гробыню эта заманчивая перспектива не вдохновила, и она едва не запустила в Пупсикову тарелкой с салатом.

– Нет уж, родные мои! Никаких лысогорских шоу! Через пятнадцать лет я буду матерью восьми детей и лопатой зарублю того, кто будет учить их всякой магии! И никакой больше «Гробыни». У меня, между прочим, и нормальное имя есть, если кто-то забыл… – заявила она.

Многие засмеялись, приняв это за шутку, однако умный Ягун успел ужом скользнуть в сознание Гробыни, кое-что там увидел и задумался так, что за пять минут ни разу не пошутил. Если не считать часов сна, то для Ягуна это был своеобразный рекорд.

Затем Ягун вспомнил, что обещал сменить Ваньку, и отбыл на пылесосе. Едва он спрыгнул с пылесоса в сугроб, как Ванька ринулся к играющему комментатору с явным намерением его придушить.

– Чего ты злишься? Я тебе тарелочку послал. Заботился, между прочим. Не получил? – спросил Ягун.

Ванька толкнул его в грудь и посадил в сугроб.

– Я так и знал, что это ты! Твоя дурацкая тарелка при телепортации перевернулась и всю бошку соусом залила… На морозе! – сказал Ванька.

Ягун, заинтересовавшись, покинул сугроб и забегал вокруг Ваньки.

– Не надо говорить «бошку»! Надо говорить «волосы»! – уточнил он. – Смотри-ка, мамочка моя бабуся, как художественно все заледенело! Ты что, без шапки был? Ай-ай-ай! Ухи-горлы-носы этого не одобряют!

Чудом не перепутав головомойное заклинание с головотяпским, играющий комментатор привел Ванькины волосы в удовлетворительное состояние и отправил Валялкина к Гробыне.

– Если вдруг дороги не найдешь, не комплексуй! Прямо подлетаешь к первому же прохожему и спрашиваешь: «Где тута, милый человек, свадьбу гуляют?» Москва город маленький. Здесь все друг друга знают, – напутствовал он его.

Захватив с собой Тангро, Ванька отбыл. «Алмазный ключик» он нашел довольно быстро, несмотря даже на то, что играющий комментатор объяснил адрес крайне путано, со множеством ненужных деталей.

К тому времени как Ванька оказался в ресторане, гости на свадьбе успели уже поднадоесть друг другу, и появление Ваньки воспринято было с радостью. Вначале Пупсикова и Попугаева повисли у него на шее, причем Попугаева едва не зацеловала его до дыр. Потом счастливый жених едва не раздавил Ваньку в своих приветственных объятиях. Затем подошел Шурасик, и Ванька выслушал длинную лекцию о палатализации согласных и ее влиянии на некоторые заклинания.

Спасла Ваньку Свеколт. Она увела Шурасика за руку, а к Ваньке мимолетно принюхалась и сказала, что соус, на ее взгляд, не самый удачный. С перцем на кухне определенно перемудрили.

Ванька что-то пробурчал в ответ, пытаясь высмотреть среди гостей Таню. Бесполезно. Ее еще не было. Почти насильно Ваньку посадили между Аббатиковой и Семь-Пень-Дыром и принялись усиленно кормить.

– А то от те-е-бя о-са-а-ался оди-и-ин с-е-е-елет! – пропела Аббатикова.

Ваньке однако кусок в горло не лез, потому что он обнаружил прямо напротив себя Зализину, наблюдавшую за ним с прилипшей к губам усмешечкой.

– Что же ты со старыми друзьями не здороваешься? Как молодость проходит? Как Танечка? Не заела тебя? – спросила она нежно.

Едва договорив, Зализина повернула голову и всмотрелась во что-то. Зрачки у нее сузились.

– О, Гроттер! Вот уж точно говорят: не к ночи помянуть, а ко дню!.. – сказала она. – А нам Ванечка только-только о тебе рассказывал! Прям жужжит и жужжит – все про тебя! Всем уже надоел своими откровенностями!

Таня посмотрела куда-то сквозь Зализину, и та притихла. Такой взгляд не подделаешь. Нет, с Гроттершей явно что-то происходит. Она чем-то потрясена, почти смята, но вот только чем? Зализина даже на стуле заерзала от невозможности это узнать.

Таня поздравила Гробыню и подошла к Ваньке. Во всех случаях, которые не требовали беспроцентных денежных вложений, Семь-Пень-Дыр поступал достаточно благородно. Вот и сейчас он без подсказок встал и пересел на другой стул. Таня же села рядом с Ванькой и под столом незаметно взяла его за руку.

Ванька единственный не лез к ней с вопросами и даже не поздоровался вслух, а только очень тепло, «по-ванькински» улыбнулся. Словно и не было недель разлуки. С Ванькой было хорошо. Он всегда чувствовал ее настроение. Причем не мимолетное, поверхностное и часто капризное настроение, которое может поменяться раз семь за минуту, но настроение истинное, глубинное, которое держится порой месяцами и неделями. Таня иногда думала, что это потому, что, привыкнув общаться с животными, которые не могут толком объяснить, где у них болит, Ванька то же зоркое сострадание перенес и на людей. Хотя нет. Видимо, эта мудрость сердца была врожденной и отыскала себе подходящую профессию.

С Ванькой можно было разговаривать глазами. В сущности, голос надо использовать только для выяснения конкретных вещей: «Где сахар»? – «Возьми там-то!» Для всех же остальных, важных и трепетных вещей гораздо больше подходят глаза.