Таня продолжала рваться из круга. Она ненавидела этого грязно-желтого «ассирийца» так сильно, что ей казалось, что собственный перстень прожжет ей палец. Два или три раза, в процессе замещающей злобы она лягнула державшего ее Тарараха.
– Pollice ver…! – крикнула Таня, не договаривая, чтобы заклинание не сработало у нее самой.
– О нет! – застонал Мегар. – Она знает! Что же мне, бедному сделать, чтобы меня не убили этим ужасным Pollice verco?
Сфинкс издевался, но Ванька давно перестал вслушиваться в его слова. Наверное, причина была в том, что он внезапно увидел глаза сфинкса. В зрачках у Мегара жил страх. Сфинкс опасался его, Ваньку, точнее не его самого, а чего-то иного, что он, Ванька, в силах был сделать. Значит, он, Ванька, знал ответ… ответ был где-то рядом, на поверхности.
Ванька ощутил себя человеком, который ищет в комнате загаданный кем-то предмет, а в глубине души опасается, что, когда он скажет «стол», на который его противник так упорно не смотрит, обнаружится, что коварный неприятель загадал собственные тапки, которые тоже формально находятся в комнате.
Когда сфинкс вновь лениво ударил его лапой с выпущенными почти до половины когтями, то вместе с болью до слуха Ваньки долетели слова Тани.
«Правильный ответ как-то связан с кольцом. И магия тоже идет от кольца. Может, и правда: Pollice verco?» – подумал Ванька.
Он стал было поднимать перстень, но его остановило откровенное глумление в зрачках сфинкса, которые сделались вдруг вкрадчиво-торжествующими.
Нет, заклинания сфинкс не боялся, хотя оно и считалось предельным по своей уничтожающей силе. Языческий полубожок Мегар не просто служил мраку или состоял с ним в союзе. Он и сам был его сгустком, принявшим вид «сфинкса-ассирийца».
Ванька остро понял, что магия здесь бессильна. Недаром многоглазка одарила его зоркостью. Он ощутил себя княжеским дружинником, который, выйдя на решающий бой, внезапно узнал, что и меч его, и доспехи, и конь, да и само тело – все принадлежит врагу и будет сражаться против него. Что же осталось у него самого? Кто теперь его союзник, если все очевидные союзники стали вдруг врагами?
Искры и заклинания бесполезны. Нельзя сжечь огонь огнем, как нельзя и воду затопить водой. Так и злом не поразишь зла. Против зла существует лишь один путь – но какой, какой… Ванька дорого бы дал, чтобы это понять…
И Гностис фатум, иPollice verco , и любые лукавые артефакты – все одинаково бессильно против сфинкса, который саму ненависть к себе делает своим союзником. Зло гибкая и хитрая сила. Сила, которую ничем не удивишь и никогда не обыграешь на поле хитрости. Оно предусмотрело все варианты, все исходы. Любой обходной путь – его путь. Любой компромисс – его компромисс. Любое великодушие или отсрочка – уловка, чтобы расслабить тебя и ударить ножом, когда ты не будешь готов.
Зло не удивишь открытым сопротивлением, но не умилостивишь и поднятыми руками. Оно не знает милости к сдавшимся, наступает на поверженных и добивает пленных. Нельзя принимать от зла милостей! Нельзя заключать с ним ни мир, ни перемирие!
Мегар потянулся и стал неторопливо приближаться, явно провоцируя Ваньку на использование магии. Мышцы на его передних лапах были устрашающе рельефны. Пористое, с прожилками, человеческое лицо вязалось с ними плохо.
– Или я услышу свой ответ немедленно, или все-таки сломаю тебе позвоночник!.. – сказал сфинкс без особой угрозы, но явно не в шутку.
Ванька попытался изгнать отвратительный страх. Каждый вдох и выдох давался ему с усилием.
– Давай! – сказал он.
Мегар озадаченно остановился.
– Не расслышал! Ты мне разрешаешь, что ли? – спросил он недоверчиво.
– Разрешаю!
– Не притворяйся, что тебе безразлично! Я чувствую, как пахнет твой ужас! Этот запах ни с чем невозможно спутать.
– Боюсь – ну и что? Чем больше ты вредишь моему телу, тем слабее становишься сам, – произнес Ванька по наитию.
По тому, как дернулась и застыла приподнятая для очередного шага лапа сфинкса, Ванька понял, что попал в цель. Но почему? Что такого он сказал?
– Пожалуй, я не буду ломать тебе позвоночник. Я начну… гм… с ноги. Тот, кто силен в теории, проколется на практике, – сказал Мегар.
Мгновенный прыжок, удар, и Ванька закричал, услышав, как под тяжестью беспощадной лапы сломалась его левая голень. И вновь боль пришла с запозданием, точно собрав все силы, чтобы всверлиться Ваньке в мозг.
Дышать… просто дышать… вдох… выдох… снова вдох… Ванька не мог ни о чем думать. Только дышать, чтобы отодвинуть боль или хотя бы сделать ее терпимой. До чего же непрочно свинчено наше тело, если физическое страдание так влияет на мышление!
На время оставив в покое хрипящего Ваньку, сфинкс неторопливо обошел защитный круг, точно издеваясь над теми, кто, связанный клятвой, находился внутри. Таня увидела его бабий подбородок и рыбий рот совсем рядом, и этот рот, этот подбородок мгновенно перечеркнули весь страх. Да, сфинкс мог убить Ваньку, а возможно, и не только Ваньку, но победить он точно не мог.
– Я знаю, что вы все обо мне думаете! Я кажусь вам мерзким, страшным, гнусным садистом! Моральным уродом! – самодовольно просипел Мегар.
– Ты кажешься нам больной и бесноватой кошкой. Мы думаем, что с каждой минутой ты все больше проигрываешь, – спокойно произнесла Медузия.
– А я ведь не клялся, что не нападу на вас! – крикнул Мегар. – Вы связаны клятвой, а я нет!
В гневе обернувшись, сфинкс попытался ударить Медузию лапой, но незримая стена не только остановила удар, но и обожгла лапу. Зашипев от боли, сфинкс отпрыгнул.